«Духи мертвецов» versus «целители»?

8 февраля 2019 г. в Российском Библейском обществе состоялось очередное заседание постоянно действующего при РБО Библиологического семинара*. На сей раз занятия Семинара были посвящены лекции консультанта Института переводов Библии, кандидата теологии Алексея Борисовича Сомова «Как мертвецы стали врачами в греческом переводе Ветхого Завета» и ее обсуждению.

Алексей Борисович посвятил свою лекцию на первый взгляд загадочному расхождению в текстах, с одной стороны, Масоретской Библии и Синодального перевода Ветхого Завета (в основном опирающегося на Масору)**, а с другой – Септуагинты (LXX) и Славянской / Елисаветинской Библии (опирающейся на LXX).

В первом случае речь идет о томящихся в преисподней и влачащих полупризрачное существование рефаимах, духах мертвецов (Синодальный вариант: «…разве мертвые встанут и будут славить Тебя?»), во втором – о врачах-целителях (вариант Славянской Библии: «…или врáчеве воскресят, и исповéдятся Тебé?»)***.

Аналогичное несовпадение мы встречаем и в трактовках темы рефаимов в переводах Ис 26:14.

Известный российский библеист-ветхозаветник Павел Александрович Юнгеров (1856-1921/1922?), исходивший прежде всего из текста LXX, сохранил в своем переводе Псалтири и Книги пророка Исаии обе несхожие трактовки, удвоив тем самым риторические восклицания и Псалмопевца, и Пророка.

Чем же объясняется это столь вопиющее противоречие в переводах?

Алексей Борисович объясняет это противоречие целым рядом взаимно дополняющих предпосылок:

    - С точки зрения чисто филологической, весь кластор понятий, связанных с общесемитским трехбуквенным корнем реш-пе-алеф, обозначает и племя мифических, но погибших великанов, и полуживых и бессознательных обитателей преисподней (рефаимов), и комплекс процессов, связанных со врачеванием, целительством, возвращением к жизни тех, кто оказался у черты смерти.
  - С точки зрения сравнительно-мифологической, в культурах народов Восточного Средиземноморья (будь то древний Угарит, будь то Израиль, будь то Греко-римский культурный круг) области понятий, связанных с болезнью, смертью, врачеванием, восстановлением к жизни были максимально сближены друг с другом.
    - С точки зрения чисто исторической, александрийское еврейство, в кругу которого и был создан перевод LXX, могло сталкиваться с тогдашним могущественным «конкурентом» своей монотеистической веры: с популярным греко-египетским культом бога врачевания Асклепия, сына синкретического Аполлона-Гóра. Асклепию же, по убеждению адептов его культа, не вполне благоволил Зевс.

Так что Семидесяти Толковникам, по убеждению А.Б. Сомова, приходилось разнообразным образом отстаивать свою веру и идентичность на окружающей и по существу враждебной территории синкретического язычества.

Идея чуда Воскресения и – вместе с ним – Сошествия во ад, ставшая центральной Вестью (Керигмою) христианства****, исподволь вызревала – и в каждом случае на свой лад – и в межзаветном александрийском иудаизме, и в Палестине, и в духовных исканиях Эллинистического мира.

Если вспомнить стихи Гёте, –

     Через смерть пройди и встань
     За чертою смерти…*****